Ветер и моя голова.

Рассыпала по паркету рябь листьев, окна напролет.Ветер, милый ветер, что ж ты рвешься, свищещь. То теплый, как огонь свечи, над которым моя наивно и доверчиво раскрытая ладонь - только не сожги, - то прохладный сыроватой морской влагой.
Ты качал мои качели, мою томную колыбель,деревянные тяжеленные качели на гладких и сковывающих движение цепях. Они мчались, плыли в полдне, в почти октябрьском полдне,наполненном тусклым и нежным светом - солнечный лучи сквозь стену последних роз. Мой зачарованный сад, где Восток, тонкие подмостки, как будто сцена,и алый, по-детски наивно раскрашенный зубастый дракон перемежаются с мудрецом, так и не отринувшими земное и обреченно смотрящим вслед гейше;где блаженный, путеводный Восток мешается с тончайшими силуэтами женщин, женщин в танце, женщин в ожидании, женщин, которых догоняют, смеясь, дети, такие же бронзовые, как и их матери.
Джа, нежный Джа,лукавый Джа, многоименный, многоплотный, к чему привел меня в эту юдоль, к чему дал ощущение невозможности поглотить красоту, насытиться, успокоиться. К чему разбредил - прекрасным. К чему не даешь покоя, запрокинув ключи от дивного сада в пруд времен, где его поглотят лучезарные карпы воспоминания и ожидания.
Так вот, милый ветер, не спорь, ты был там со мной. Я узнал твой тихий голос, дивно знакомый голос в просвете между шелестом опавшего листа, я чувствовала тебя, потому что могу видеть в эти обостренные дни больше, чем обычно.
Не тереби коварно мои юбки, не ругай меня за то, что я всего лишь - женщина.Так меня соткали, так улыбались, когда я родилась и вошла в зимний теплый сиренький день путеводной звездой.

Золото вина. Выпей этот глоток - за меня.Улыбнись.Я тоже пью сейчас с тобой и, щелкнув портсигаром, закуриваю.
Ты мне не ответишь. Ты слишком волен.Ну, и ладно.Это ты принес мне эту осень, и ты тоже. И она - прекрасна.