Мертвый город в полете.

И...Тоже не сдержалась.

В этом морозе было что-то инферальное. Это был не тот злой и непремиримый холод, от которого немеют пальцы и тяжело дышать чистым хрустально и режущим, как сталь, воздухом.Нет, это было иное, страшное в своей обреченности. Сквозь асфальт жадно и жалко кричала-захлебывалась в затяжной агонии,одной сплошной неумолимой судороги скованная земля.Тот, кто способен был услышать вопль, безграничный стон был уже вне чувств и ощущений, будто серое глубокое небо стало одним с землей и не было уже ничего святого.Кто сказал, что Армагеддон - стена огня и алый столп. Нет, огонь, первозданный огонь, у которого застыла в нем восхищении кучка дикарей, сама жизнь в пламенеющей страсти.А незримый ад -ах, незримый Каддет - блистает драгоценным бриллиантом и скрипучим савваном покрывает навсегда убакаюнных и онемвших:бледное чело, тонкость линий и лишь глаза-яркая череда глаз - сама боль.
И тишь.Пространства и прямые проспектов убившего почти себя города вне слов, музыки, даже вскрика.Не звенящее, не молчаливое, а абсолютно бесплотное и прозрачное молчание. Будто оборванная на одной ноте короткой фраза флейты.
Кто знала , кто догадывался об этом, кроме одного из тех, чьи произведения позже назвали - фэнтези; да усталого и грустного сказочника, писавшего сказки для взрослых, проникновенные, пленительные и жестокие.Кто еще слышал, как из последних сил борется трепещущая плоть тверди под ногами, которую давно никто не обожествлял.